Высохшие слезы

19 сентября 2023 г.: у нас на позициях есть раненые…
19 сентября я была до странности весела,  хотя жаловалась на школу: в этом году все было очень строго. В этот день я жаловалась на световой режим: до 9 часов у нас не будет света. Жаловалась из-за каждой ерунды, не зная, что происходит в 500 метрах на границе. По дороге на занятия мне позвонили — занятия отменили. Я пошла к подруге, мы разговаривали с ее младшей сестрой, спрашивали, кто ей больше нравится, и вдруг мы услышали грохот. Наре вскочила с места.

-Гром, — сказала я, пытаясь ее успокоить. Кто бы меня успокоил…

— Что делать? — спросила Наре, не веря мне.

Мы были на улице, в их доме никого не было. 1…, 2…, 3…, 4… Столько взрывов я успела насчитать. Наре схватила сестру на руки, и мы побежали ко мне домой. На улице царил хаос, люди разбегались по домам, кто-то готовил оружие, кто-то уводил детей в относительно безопасное место… Среди всей этой неразберихи нас остановили и сказали:

— Идите в подвал, там безопаснее…

Не пошли. Мыслями я была с отцом, В моих мыслях был отец, я спешила его увидеть…, как и в 2020 году, так и на этот раз он пришел и велел нам оставаться в комнате у бабушки, не выходить на улицу…
После этого я снова увидел отца только через три дня. Впервые я видела его таким: он был бледен и изможден, не разговаривал… Он поел, искупался и снова ушел на позиции… Потом объявили (непонятно кто и откуда, но новость распространилась очень быстро), что мы должны уничтожить государственную символику, архивы школы, сельской администрации, военную форму и самое главное боевые награды, оружие.. .

Над селом вились клубы дыма, горела и военная форма моего отца… В полдень отец вернулся домой, мама уже положила на стол, на балконе его медаль за боевую службу и оружие: пришел, долго смотрел, взял и пошел в сторону сада. Я хотела понять, что он задумал? Мама заметила на моем лице выражение вопроса.

-Пойду к колодцу, — сказал он, и пошел, чтобы спрятать там медаль и оружие…

Я сидела одна у родника, село молчало, в этой тишине я слушала пение воды и птиц. Это была гармония… С закрытыми глазами я особенно ясно увидела, что моя Родина – рай. Нет, я не впервые заметила красоту нашего села: это было другое, непередаваемое и необъяснимое чувство…

В ночь на 26 сентября, как известно, в село прибыли посланники Турции, России и Армении. В их присутствии мужчины села должны были сложить оставшееся оружие, а на следующий день мы должны были покинуть село. Так и произошло. 27 сентября, еще до рассвета мы выехали из села. В Степанакерте все наше село собралось возле мемориального комплекса «Бабушка й Дедушка». Мужчины стояли в очереди за бензином, женщины собрались и молча ждали, никто не хотел говорить, не мог говорить… Той ночью мы остановились в доме одного из наших родственников. Выйдя утром из дома, я заметил надпись на двери дома напротив: — Это дом героя.

Мать 26-летнего юноши проклинала, чтоб Азербайджан и Турция исчезли с лица земли. Моя тетя (сестра отца) тоже заметила, она заплакала, я не знаю, может быть, она лично знала этого юношу или его мать, но какое имеет значение — знала, не знала… Мы вышли и сели в машины. Наши сказали, чтобы я ехала с семьей моей тети (сестры отца), в нашей машине не было места. Я не хотела их слушать. Почему именно я?

-Ты уже большая, а ничего не понимаешь, — сказала моя мама.

Я обиделась, ушла расстроенная и села в машину. Не знаю, может, это было правдой, я действительно ничего не понимала…

28 сентября, ночью на разных машинах мы выехали из Степанакерта. Ехали медленно, метр за метром. Я была этому рада, потому что, как только мы останавливались, я спешила среди множества машин глазами найти нашу машину. Нашла!… Мама и мой старший брат спали, младший брат был поглощен телефоном, а отец закрыл глаза, я не знаю, спал он или нет. Они меня не заметили. Я даже нашла машину Наре, у нее было такое же испуганное лицо… Тем временем машины продолжали двигаться. Я не боялась, что они поедут вперед, а я останусь стоять одна, я знала, что они все равно скоро остановятся.

Доехали до пропускного пункта. Выходило, что нас должны были проверять у нас же дома. Есть парадокс, который не может воспринять мой мозг. Мы ехали в

 «Форде», вражеский солдат открыл дверь и поставил ногу туда, где были мои ноги: он и здесь чувствовал себя хозяином. Мне пришлось поднять ноги…

Он спросил с ухмылкой:
-Сколько человек?

Я даже не взглянула ему в лицо, может, испугалась, или не получилось, не могу сказать.

Услышала знакомый голос:
-Dord․
Голос был знакомый, незнакомым был язык – язык врага…

Он так закрыл дверь, что я подскочила, снова та же ухмылка … От беспомощности я молча плакала, но так, чтобы сестра не заметила. Она тоже плакала и пыталась скрыть от всех нас свои слезы.

Мы проехали Хакари, остановили машины, мама тяжело вздохнула. Не знаю, была ли она рада, что мы прошли и через это, или ей было горько от боли утраты и неуверенности…

У предместий Гориса нас ждала моя тетя (сестра матери), которая уже 18 лет живет в Армении. Я вышла из машины. Тетя обняла меня, гладила по голове, пыталась успокоить… Но, наверное, ей не хватало слов успокоения. В Горисе я должна была попрощаться с тетей (сестрой отца), старшими братьями и сестрой…

Кто знает, когда еще свидимся?… Мы продолжили путь из Гориса. На этот раз я уже был в нашей машине. Моя миссия состояла в том, чтобы быть внимательно,  чтобы отец не уснул. И вот мы приехали в Дилижан, тетя (сестра матери) разместила нас в гостинице. Как только я вошла в комнату, мои глаза словно ослепли от освещения и великолепия. Я выключила свет и сразу уснула. Утром я проснулась, вскочила, осмотрелась. В этот момент пришла моя мама… Она отдернула большую синюю занавеску и передо мной открылась осень, великолепная осень Дилижана…Я заплакал. Мама села рядом со мной. Мы вместе плакали.  Через какое-то время мама встала и заговорила… Слова точно не помню, но мысль была примерно такая: «Скажи спасибо, что мы спаслись, мы живы-здоровы и отец ваш с нами»… После этих слов я ни разу не осмелилась плакать при ней и пообещала себе, что больше не буду плакать…

«В этой статье я представила свою историю и озвучила правду»