«…Армения – книга, по которой учились первые люди». Осип Мандельштам
Путешествие в Армению для выдающегося русского поэт было долгожданным и, как он сам выразился «вожделенным». Впервые поездка Мандельштама в Армению была замышлена в 1929 году. Как свидетельствует письмо председателя Коминтерна и главного редактора «Известий» Бухарина к председателю Совнаркома Армянской ССР С.М. Тер-Габриеляну, в Армении поэт «хотел получить работу культурного свойства (напр., по истории армянского искусства, литературы в частности, или что-либо в этом роде.) Он очень образованный человек и мог бы принести вам большую пользу. Его нужно только оставить некоторое время в покое и дать ему поработать. Об Армении он написал бы работу. Готов учиться армянскому языку и т. д.»». Но «вожделенная» мечта Осипа Мандельштама сбылась только в мае 1930 года. Эта долгожданная поездка была скорее бегством, предыстория которого, как пишет об этом поэт и переводчик Георгий Кубатьян, такова: «осенью 1928 года в свет вышла очередная русская версия знаменитого романа «Тиль Уленшпигель». Мандельштам, отредактировавший для издательства «ЗиФ» два старых перевода, был объявлен в книге переводчиком. Оплошность издателей вроде бы загладили, но почти не различимый поначалу шум, ею произведенный, быстро превратился в громкий скандал. Еще месяц-другой, и литературный, казалось бы, скандал обернулся теперь уж окололитературной склокой, а та переросла в травлю Мандельштама. В травле же — по законам эпохи — зазвучали политические нотки», зазвучали столь явственно, что не расслышать их было мудрено». Травля и один за другим литературные скандалы не могли не сказаться на поэте. Как признавался сам Мандельштам: «Мне здесь невыносимо… Надо уходить… Надо уйти. И сейчас же. Но куда уйти?». Выход из безнадежного тупика нашелся чуть ли не сразу, и этим выходом стало «бегство» в Армению, ставшую для поэта убежищем. Надо сказать, что предложение отправиться в Армению было не единственным. Были предложения уехать в Ташкент для работы в газете «Комсомолец Востока», в Новосибирск и в Крым, но Мандельштам, не раздумывая выбрал Армению.
О том, что Мандельштам мечтал о путешествии именно в Армению, написала в своих мемуарах его женa Надеждa Яковлевнa Мандельштам.
«Стремился он в Армению настойчиво и долго, предпочтя ее даже Грузии. Когда в тридцатом году на вопрос Коротковой, белочки-секретарши из «Четвертой прозы», куда мы хотим ехать, О. М. ответил «В Армению», она вздохнула и, серьезно посмотрев на О. М., сказала: «Опять в Армению? Значит, это очень серьезно…»». Сам Мандельштам признается: «Никто не посылал меня в Армению, как, скажем, граф Паскевич грибоедовского немца и просвещеннейшего из чиновников Шопена… Выправив себе кой-какие бумажонки, к которым по совести и не мог относиться иначе как к липовым, я выбрался с соломенной корзинкой в Эривань (в мае 30-го года), — в чужую страну, чтобы пощупать глазами ее города и могилы, набраться звуков ее речи и подышать ее труднейшим и благороднейшим историческим воздухом». Конечно же, Армения не могла не произвести на поэта неизгладимого впечатления. «Бегство» Осипа Эмильевича оставило нам в наследство не только цикл стихов, посвященных Армении, но и воспоминания, оформленные в цикле «Путешествие в Армению», а также комментарии под заголовком «Вокруг «Путешествия в Армению»». Мандельштам судил об Армении лишь умозрительно. Мечтая «пощупать глазами ее города и могилы, набраться звуков ее речи и подышать ее труднейшим и благороднейшим историческим воздухом», он не был уверен, удастся ли ему сделать это. Знания его были сугубо книжными, недостаточно глубокими, но не поверхностными.
Несколько месяцев пребывание Мандельштама в Армении, обернулось прежде всего стихотворным циклом «Армения», несколькими (около двух десятков) стихотворениями Стихи в основном были написаны по пути в Москву, в октябре–ноябре 1930 года, но несколько («Фаэтонщик» и др.) — уже в Москве, спустя полгода, в 1931 году; прозой: «Путешествие в Армению. Над прозой Мандельштам работал в 1931–1932 годах.
Цикл «Армения», и «Путешествие в Армению» были напечатаны довольно скоро после того, как были написаны: стихи — в мартовской книжке «Нового мира» за 1931 год, а проза — в майском номере «Звезды» за 1933 год.
Так впоследствии охарактеризовал страну своей мечты поэт:
Орущих камней государство —
Армения, Армения!
Хриплые горы к оружью зовущая —
Армения, Армения!
К трубам серебряным Азии вечно летящая —
Армения, Армения!
Солнца персидские деньги щедро раздаривающая —
Армения, Армения!
АРМЕНИЯ
Ты красок себе пожелала —
И выхватил лапой своей
Рисующий лев из пенала
С полдюжины карандашей.
Страна москательных пожаров
И мертвых гончарных равнин,
Ты рыжебородых сардаров
Терпела средь камней и глин.
Вдали якорей и трезубцев,
Где жухлый почил материк,
Ты видела всех жизнелюбцев,
Всех казнелюбивых владык.
И, крови моей не волнуя,
Как детский рисунок, просты,
Здесь жены проходят, даруя
От львиной своей красоты.
Как люб мне язык твой зловещий,
Твои молодые гроба,
Где буквы — кузнечные клещи
И каждое слово — скоба.
Как люб мне натугой живущий,
Столетьем считающий год,
Рожающий, спящий, орущий,
К земле пригвожденный народ.
Твое пограничное ухо —
Все звуки ему хороши —
Желтуха, желтуха, желтуха
В проклятой горчичной глуши.
Как бык шестикрылый и грозный,
Здесь людям является труд,
И, кровью набухнув венозной,
Предзимние розы цветут.
Интересно, что, являясь евреем по национальности, Осип Мандельштам говорил о родстве Армении и Иудеи, он называл Армению «младшей сестрой земли иудейской».
Как объясняет Михаил Гаспаров родство двух стран: «Армения «по памяти была аванпостом эллинского христианства, а по виду «младшей сестрой земли иудейской» ». По виду! Мнение, будто подступающие к Араратской долине холмистые плато схожи с ландшафтом Иудеи и Галилеи, весьма распространено (сам я в Израиле не был и судить не рискну). Скорей всего, так оно и есть, и не случайно Н. Мандельштам, комментируя «Канцону», задается вопросом: «Что это за «край небритых гор»
— Палестина <…> или Армения? Но для родства между странами внешних уподоблений, думается, маловато. К тому же поэт не видел ни той страны, ни другой. Телевидения в те поры не было, ну а заочно формулировать вывод о зрительном сходстве — вывод однозначно твердый! — для художника как минимум опрометчиво».
Близость исторических судеб евреев и армян неоспорима. В 135 году, подавив яростное восстание Бар Кохбы и не удовлетворившись полумиллионом убитых евреев, Рим предпочел окончательно решить «иудейский вопрос» или, вернее, «вопрос Иудеи» — депортировал уцелевших аборигенов из отечества. Точно так же в 1915 году решила «армянский вопрос» Османская Турция в годы Первой мировой войны, очистив от армян свыше трех четвертей Армянского нагорья; по ходу резни и депортации, позднее квалифицированных геноцидом, погибло не менее полутора миллионов армян.
Говоря о любви Мандельштама к Армении, нельзя не упомянуть известную поэтессу Анну Ахматову. Знакомство с культурой армянского народа произвело на Ахматову настолько сильное впечатление, что она стала много писать об Армении и армянах и переводить произведения армянских коллег. И это при том, что она никогда не была в Армении, не видела воочию все то, чем так восхищалась.
Что же так привязало сердце и душу поэтессы к этой древней стране и народу? Прежде всего главным «виновником» любви поэтессы к Армении был ее коллега по цеху поэтов и друг Осип Мандельштам. По возвращении в Москву, влюбленный в Армению, ее историю и культуру поэт повсюду стремился найти во всем «армянство». Именно тогда он стал называть Анну Ахматову армянским именем Ануш с одноименного произведения выдающегося армянского писателя Ованеса Туманяна. «Мы вернулись из Армении и прежде всего переименовали нашу подругу. Все прежние имена показались нам пресными – Аннушка, Анюта, Анна Андреевна. Но новое имя приросло к ней, до самых последних дней я ее называла тем новым именем, так она подписывалась в письмах – Ануш. Имя Ануш напоминало нам Армению, о которой Мандельштам, как он всюду пишет, не переставал мечтать».
Мандельштам, влюбившись в природу, в древнейшие храмы и богатое наследие армянской культуры, стал изучать армянский язык, в частности, грабар (древнеармянский язык). Жена Мандельштама в своих воспоминаниях писала, что в Армении муж начал учить армянский язык, его особенно привлек грабар (древнеармянский язык), он увлекся музыкой Комитаса, отголоски которой он слышал в душе даже в Москве, познакомился и подружился с Александром Таманяном и Мартиросом Сарьяном. И в конце она сделала вывод, что «…Армения – книга, по которой учились первые люди».
